Бeлaрусь былa aрeнoй срaжeний для мнoгиx eврoпeйскиx дeржaв. Пoслe oкoнчaния Пeрвoй мирoвoй прoшлo ужe стo лeт, нo   в   лeсax дo   сиx пoр xoрoшo читаются линии окопов, а   спрятанные в   летней зелени   бетонные доты смотрят пустыми глазницами бойниц на   поля и   дороги.

В   Нарочанском и   Поставском краях сохранились места, которые пользуются недоброй славой у   старожилов: там стоят странной формы кресты, а   местные жители строили свои дома прямо на   немецких подземных бункерах, чтобы сэкономить на   стройматериалах, нередко используя надгробные плиты и   кресты в   строительстве фундаментов.

Нашим проводником здесь стал Андрей Мацур   — фотограф, исследователь истории Первой мировой войны, один из   организаторов волонтерского движения «Западный рубеж».

Длина блиндажа более двадцати метров. Это самое большое сооружение немцев времен Первой мировой в   Нарочанском крае. Блиндаж находится около деревни Занарочь и   сильно разрушен.
Внутри блиндаж сильно покорежен взрывом.Строили дом, нашли останки с   винтовкой

Наша дорога лежит в   деревню Занарочь   — настоящий рай для любителей рыбалки, солнечных пляжей и   чистой воды. Здесь строятся состоятельные люди, а   на   дороге из   Минска тесно от   внедорожников с   катерами на   прицепах.

О   том, что здесь происходило более 100 лет назад, могут рассказать лишь поклонные кресты и   немногие энтузиасты, которые по   разным причинам ратуют за   то, чтобы жертвы Первой мировой не   предались забвению. Один из   них   — Евгений Антонович.

Евгений Антонович в   собственном музее, где он   собрал множество артефактов Первой мировой.

—   Первая мировая вошла в   мою жизнь совершенно случайно,   — рассказывает Евгений Антонович. —   20 лет назад из-за катастрофы на   ЧАЭС мы   были вынуждены переехать в   Нарочанский край. Для таких переселенцев, как мы, был построен поселок «Дружный», тогда казалось, что это прекрасное место для жизни, а   потом жители начали делать одну за   другой страшные находки.

Помню, копали канализацию возле дома и   лопата уперлась во   что-то твердое, затем из   земли показалась кость, облаченная в   остатки шинели. Еще несколько осторожных взмахов лопатой   — и   перед нами солдат. У   разбитого черепа лежит осколок снаряда, рядом полусгнившее ружье, сохранились остатки шинели, записной книжки и   карандаш. Значит, при разрыве снаряда бойца убило сразу и   присыпало землей.

Пребывание в   местах массовой гибели людей переносить Евгению непросто. У   этих мест особая энергетика. Все, что накопилось в   душе во   время пеших путешествий, Евгений Антонович переносит в   скульптуры, которые называет «Цмоками». В белорусской мифологии «Цмоки»   — вестники лихолетья.

По   словам Евгения Антоновича, множество таких находок остались безымянными, а   могилы, куда перезахоранивали останки солдат, терялись.

—   Когда немцы начали строить ветряные электроустановки, расположенные неподалеку, были найдены останки нескольких немецких и   русских солдат. Захоронили их, сложив кости в   ящики, в   лесу у   дороги. Со   временем деревянные кресты на   могилах сгнили   и   о   них забыли.

Много информации Евгений Антонович черпает у   местных жителей во   время своих пеших экспедиций по   Нарочанскому краю. На   местах массовых захоронений он   старается ставить памятные знаки, просит пойти навстречу местную администрацию. Иногда это получается, но   чаще   — нет.

—   Около 15 лет назад, когда в   деревне экскаватором копали траншею для канализации, рабочие наткнулись на   целый пласт человеческих костей. А   в   огороде жильцы этого дома нашли медаль «За   храбрость» 4 степени, нательный крестик, пряжку с   ремня с   гербом Российский империи, множество осколков снарядов, ножницы для резки проволоки и   другие предметы.

Останки этих бойцов, как и   многих других, вряд   ли когда будут идентифицированы.

—   Нарочанские поля и   болота устланы трупами воинов,   — продолжает Антонович,   — местные жители говорят, что в   земле находят сотни православных нательных крестиков с надписью   «Спаси и   сохрани». На   месте могил участников войны, на   месте прорыва, почти у   самого озера, построены жилые дома. Здесь сейчас расположен занарочанский пляж. Когда я   прихожу сюда с   внуками, у   меня ощущение, что хожу по   костям, попирая ногами могилы.

Кровь шла из-под земли

Одно из   самых страшных мест Нарочи, по   словам Евгения Антоновича,   — «Красный ручей». Бои местного значения здесь продолжались на   протяжении 1915−1918 годов.

—   Здесь, на   южном берегу Нарочи, возле Занарочи и   Близников (ныне эта деревня не   существует), в   1916 году русские полки подавили сопротивление кайзеровских войск, взяли фольварк Августова и   закрепились на   Снежной горе,   — рассказывает Евгений Антонович. —   И   кто смял? Наша молодежь, свежее пополнение, набранное для восстановления потерь. В   этой атаке участвовали 27-й Полоцкий полк, 28-й Витебский полк, 25-й пехотный Смоленский и   26-й пехотный Могилевский полки.

Бойцы шли на   траншеи противника в   полный рост: «За   Веру, Царя, Отечество!» Потери были чудовищные. Вода из   родника, которая стекала в   озеро, была красной от   крови убитых.

Цмок «Лицо войны».

Евгений Антонович записал воспоминания местной жительницы Галины Караус 1932 года рождения об   этих событиях: «Мне дед рассказывал, что было не   просто страшно   — было жутко! Выстрелов не   было, слышался только отборный русский мат, звон железа, дикое ржание лошадей и   душераздирающие стоны». Почему-то в   этом месте, почти три года, сходились в   страшной кавалерийской рубке или рукопашной схватке обе стороны. Горы трупов лошадей и   солдат окрашивали безымянный тогда ручей алой кровью.

Русское командование мобилизовывало население ближайших хуторов и   деревни Черемшицы для захоронения своих погибших, а   немецкая сторона брала для погребальных работ крестьян из   Близники и   Занарочи, потому память людей сохранила те   ужасы, которые происходили здесь. О   них из   уст в   уста передавалось потомкам, а   в   метком людском определении название местности звучит как «Поле брани» и   «Красный ручей».

Необычный дом

С   дороги дом в   деревне Дробыши выглядит совершенно обычным: постаревшие деревянные стены приобрели серый оттенок, его почти закрывает буйная растительность. Единственное, что говорит о   присутствии человека, — аккуратная поленница дров и   куст пионов неподалеку от   порога.

Фото: Андрей Мацур

—   Мы   этот дом купили совершенно случайно,   — рассказывает Светлана Медведева,   — муж   — капитан дальнего плавания, когда вышел на   пенсию, захотел пожить подальше от   городской суеты. Сам он   из   Риги, а я   — из   Питера, дом выбирали, чтобы от   наших родственников он   находился на   одинаковом расстоянии. И   так получилось, что выбрали дом с   историей.

Блиндажу с   толстыми стенами из   бетона, кажется, время нипочем.
Фото: Андрей Мацур

В   этом бункере, по   словам Светланы Медведевой, местные жители во   Вторую мировую войну прятались от   бомбежек, потом в   мирное время бункер использовался как подвал, а   сейчас в   нем планируют построить музей.

Высохшее русло реки.

—   Здесь часто бывают волонтеры, которым не   безразлична история Первой мировой. Они собираются сделать в   этом бункере музей войны. Мой сосед Вячеслав в   пересохшем русле реки нашел очень много интересных артефактов: часть немецкого седла, колючую проволоку, немецкие шпалы, которые передал волонтерам для экспозиции. Тут раньше река текла, потом она русло поменяла. На   противоположном берегу до   сих пор остались окопы и   бетонные укрепления. И   когда огород у   меня еще был, как копаешь — какую-нибудь мелочь да   найдешь. Наша деревня постепенно вымирает, надеюсь, музей ее   спасет.

Земля мертвых

Сразу за   деревней Дробыши находится кладбище, которое напоминает о   жарких боях, гремевших здесь более сотни лет назад. Теперь нельзя точно узнать, где именно они стояли. Немецкое захоронение было после войны уничтожено, а   местные жители начали своих родственников хоронить поверх. Позже немецкие кресты были откопаны и   установлены на   территории кладбища.

Таких надгробий больше нигде в   Беларуси не   встретить.

Это захоронение уникально еще и   тем, что на   нем были установлены немецкие памятники специфической формы, которые больше в   Беларуси нигде не   встречаются. Почему именно такие особенные памятники, мы   уже никогда не   узнаем.

Покидая кладбище, направляемся к   конечной точке нашей экспедиции   — деревне Ярево. На   протяжении всего пути легко читается созданный военными ландшафт: окопы, разрушенные блиндажи и   кладбища, захоронения, многие из   которых еще не найдены.

Не   успели проехать и   100 метров по   деревне, как сбоку увидели разрушенный немецкий блиндаж. В   советские времена его могли подорвать изнутри саперы   — просто сложили все найденные в   округе боеприпасы и   подожгли бикфордов шнур. Но   мог и   сам обвалиться со   временем, такие случаи не   редкость. Уничтожить строение до   конца не   удалось: расколотое на   части, оно все-таки отвоевало у   местных часть земли.

В   Ярево необычайно тихо. По   совету Андрея Мацура, сворачиваю во   двор двухэтажного дома, который   оказывается заброшенным. Пустые глазницы окон, черные лестничные проемы и   тишина. Как будто люди в   один момент ушли отсюда. Рядом с   домом еще один большой немецкий блиндаж, внутри которого неожиданно фонарик выхватывает на   стенах детские рисунки. В   этом краю война и   жизнь тесно переплелись.

Фото: Андрей Мацур

На   следующей улице нас встречает разбитый советский грузовик ЗИЛ-157. Полуразобранный, он   доживает свой век, таращась выбитыми глазницами фар на   пустую улицу из   заброшенных домов.

Фото: Андрей Мацур

Наша самая страшная находка   — впереди. Прямо между огородами в   траве высятся немецкие кресты. Кладбище настолько старое, что через бетонный столб его ограды проросло высокое дерево. Дома прямо примыкают к   захоронению, и   это создает жуткую картину: как будто мертвые стучатся в   двери.

Фото: Андрей Мацур

Прерывая молчание, Андрей Мацур рассказывает, что в   центре деревни было еще большее захоронение, но   в   советское время на   его месте построили зерносклады: мертвые заняли так много места, что его стало не   хватать живым.

Фото: Андрей Мацур

Всего за   время боев в   Нарочской операции 2-я русская армия потеряла 1018 офицеров и   77427 солдат убитыми и   ранеными (30,3% личного состава). Из   этого числа 12   000 было обмороженных и   замерзших, а   5000 трупов снято с   германских проволочных заграждений.

Убитые солдаты армии Российской империи. Фото из   фондов Браславского краеведческого музея.

Из   воспоминаний 24-летней медсестры, дворянки, приехавшей на   фронт на   Нарочь из   Санкт-Петербурга, Афанасовой Нины Александровны: «Шли страшные бои под Стаховцами. Перевязочные пункты и   лазареты были переполнены ранеными, и   врачи не   успевали перевязывать и   делать необходимые операции. Отбирали тех, кому стоило сделать, то   есть   у   кого была надежда на   выздоровление, и   бросали остальных умирать от   ран за   невозможностью всем помочь.

Было заключено на   несколько часов перемирие, чтобы похоронить убитых. Летучка вышла за   окопы в   полном составе. Жуткое лежало перед нами поле боя. Все пространство от   наших до   немецких окопов было почти сплошь устлано трупами. Они лежали в   разнообразных позах, залитые кровью, страшно искалеченные, иногда разорванные надвое. Среди них зияли глубокие воронки от   снарядов. В   эти ямы мы   и   сдвигали трупы и   наскоро засыпали землей. Усталые, с   болью в   душе вернулись мы   к   себе…»

Фото из   фондов Браславского краеведческого музея.

Видимых успехов у   русских войск в   ходе Нарочанской военной операции, казалось   бы, не   было,   если не   считать таковыми полтора десятка захваченных пулеметов и   приблизительно 10 квадратных километров территории. Но   ее   задача была в   другом: ценой жизней своих солдат и   офицеров Россия полностью исполнила союзнический долг, фактически спасая Францию от   поражения в   войне   — за   время, что российские солдаты падали под пулеметным огнем, на   фронте у   города Верден с   22 по   30   марта прекратились германские атаки, что позволило французам подтянуть резервы.

 

Теги: Минск